За мемами про «боевых бурятов» и «пехотинцев Путина» в зоне Специальной военной операции стоит этническое разнообразие российской армии. Русскую военную форму всегда носили люди различного происхождения и вероисповедания.
«У меня вот здесь все стоит», — «Бурят», боец спецназа «Ахмат» подносит ладонь к кадыку. Этот жест значит не то, что Виктора с позывным «Бурят» все достало. В горле у бойца комок с самого начала Специальной военной операции, с того момента, как ему в личку в соцсети прилетело видео. На записи бывший коллега, приехавший когда-то с Украины на заработки в Россию и вернувшийся обратно, мучил российского солдата — молодого бурята. «»Ты говорил, что вы воины, а он плачет, пацан совсем». — Я этому… говорю: «Я тебе все деньги с карты сниму, пожалей его, оставь матери сына». Я ж знаю, они на деньги падкие…», — вспоминает Виктор как не смог выкупить за зарплату земляка.
На каске надпись «Бурят». «Чтобы снайпер видел», — спокойно поясняет Виктор.
(…)
— Адыгея? Оттуда?
Боец в Северодонецке коснулся темно-зеленого патча на рукаве с двенадцатью золотыми звездами и скрещенными стрелами — флаг Республики Адыгея.
— Я не из Адыгеи. Флаг друг оставил, сам он в госпитале. Я вместе него ношу в знак того, что он здесь. Все так флаги носят, флаги друзей.
(…)
Колонны военных машин в Донбассе часто имеют неуставной вид — бойцы сами бронируют радиатор и двигатель металлической плитой, а то и небольшими бревнами. И часто на борту или на капоте виднеется надпись — позывной или регион, — малая родина водителя. «Башкортостан», «Казань». И часто над кабиной оливкового цвета, помимо государственного бело-сине-красного триколора, трепетал, как натянутый, флаг региона — Дагестана, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии.
(…)
О том, что несут представления о мультиэтничности российской армии рассказали эксперты.
Казахстанский политолог, специалист по постсоветскому пространству Марат Шибутов в комментарии Украина.ру о традиции многоэтничности российской армии выдвигает версию, что Специальная военная операция наследует серии русско-польских войн.
«Их, войн, было много, на мой взгляд, больше всего подходит XVII век. Тогда на стороне Речи Посполитой было немало наемников из Западной Европы, а Русское царство привлекало весь свой многонациональный народ. Помимо стрельцов были калмыки, ногайцы, касимовские и казанские татары, так называемые, служилые татары», – напоминает он.
Собеседник издания отмечает, что к тому времени относятся и упоминания о Белом царе (так тюркские и монгольские этносы называли правителей России), который звал восточные народы на воинскую службу. Причем такой состав русского воинства основывался не только на преданности монарху, но и, собственно, на патриотизме — в Смутное время в ополчении Минина и Пожарского были татары. «Хотя деды тех ополченцев застали, как минимум, взятие Казани Иваном Грозным», – уточняет он.
Шибутов полагает, что исторически сложившееся лицо русской армии хорошо воспринимается в мире. «В Азии и Африке Специальная военная операция воспринимается как антиколониальная борьба России против гегемонии Запада, объединенная сила Востока против объединенных сил Запада. И если кого-то из жителей Украины многоэтничные российские вооруженные силы пугают, то у китайских зрителей вид, например, «казахской банды» (видео бойцов-казахов, выдвигающихся на позиции на броне. – Ред.) может вызвать только дополнительные симпатии. И по поводу риторики [главы Чечни Рамзана] Кадырова могут иронизировать только хипстеры, ведь на арабском Востоке она воспринимается иначе — как веские слова и аргументы», — рассказывает политолог.
«»Белый царь несет возмездие за всех, кто пострадал от угнетения», – такой нарратив зайдет многим народам. Тем более, что в русской воинской традиции есть два условных полюса: и Чокан Валиханов – чингизид по происхождению, ставший русским, европейским офицером, и прибалтийский дворянин барон [Роман] фон Унгерн, который был проводником идеи о реставрации власти Чингисхана. Так что любая модель подходит», – уточняет Шибутов.
По мнению Свята Павлова, основателя проекта «Обыкновенный царизм», чтобы жители освобождаемых территорий могли себя ассоциировать с российской армией, нужны те образы, которые воспринимаются бывшими и нынешними гражданами Украины как свои: «На Украине есть огромное количество сомневающихся в том, найдется ли им место в России, и переизбыток известного клича их отталкивает, это эффективно используется украинской пропагандой. Да, прекрасно зарекомендовали себя многие народы — лицо русской армии разнообразно. Но традиционно, так, чтобы наши военные воспринимались на Украине как свои – это должно быть узнаваемое лицо, знакомое: ВДВ, морская пехота, «вагнеровцы»».
Отсутствие органичности в образе воина не всегда принимаются и российским обществом, считает Павлов, так как есть и не самый успешный опыт формирования национальных частей в советское время. «По поводу СВО даже внутрироссийское мнение не едино, оно сложное, хватает и сторонников «нетвойне», чтобы убедить, что наша доблестная армия защищает нас там, чтобы было понятно, зачем она там находится, надо показать что-то привлекательное для всех», — дополняет он.
Успешные примеры есть в истории, уточняет Павлов. «Для тех, кто оказался на Украине, для русской ирриденты, привлекательной была бы жизнь в огромной, прекрасной и своей стране, от Черного моря до Тихого океана, а не в местечковом колхозе. Для Востока есть уже концепция Белого царя — почему бы не вернуться к ней? А разность происхождения может быть унифицирована мундиром – хотя все помнят про происхождение героя войны 1812 года, полководца Багратиона, для всех он русский генерал», – говорит собеседник издания.
Филипп Прокудин