«Азовцы» говорят ополченцам, что их в бункерах осталось 2227. А еды — на неделю
СТАНКИ С «АЗОВСТАЛИ» ВЫВЕЗЛИ В КИЕВ
Лучший фон для любых переговоров с противником – разрывы авиабомб на вражеских позициях. По неофициальной информации, в этот день на «Азовсталь» должны были скинуть 40 бомб ФАБ-500 (фугасная авиабомба, 500 кг. – прим. корр.).
Добрую половину дня, я провел на четвертом этаже одного из цехов «Азовстали». Поставил стул в глубине комнаты, как заправский снайпер, пристроил камеру на каком-то железном столе и периодически включал запись. От появления звука самолета до взрыва проходило всегда ровно 36 секунд.
Я насчитал десятка два разрывов, потом сбился. Один раз попали красиво – в небо взлетели трепещущие куски металлической кровли, а потом «Азовсталь» выпустил разноцветные дымы. В паузах между бомбометаниями к самолетам подключались наши артбатареи стоящие на другом берегу Кальмиуса.
Никакой радости это бомбардировка никому здесь не приносят. Есть понимание, что других способов выкурить нацистов нет, не придумали, но все чаще у людей появляется мысль: а что потом, когда окончательно настанет мир? Вопрос сложный, неподъемный.
Самое омерзительное, что украинский бизнес готовился к такому развитию событий. Все знал. Знал, что промзона превратится в поле битвы. На окраине «Азовстали», я по ошибке заехал на старый командный пункт батальона «Восток». Наши давным-давно переместились к самому сердцу огромной промзоны и ангар высотой с 9-этажный дом оказался покинут военными. Лишь пожилой мужчина в клетчатой рубашке навыпуск бродил по своему бывшему цеху и сокрушенно разглядывал пустоту. Он оказался заводским мастером, специалистом по пресс-формам. Ему очень хотелось обсудить свою боль и как-то сбить растерянность. Оказывается, совсем недавно здесь стояли дорогущие немецкие станки для штамповки сложнейших изделий из пластмассы:
— Мы качество такое давали! Нас немцы каждый месяц премировали!
— А где станки-то?
Мужик посерел лицом:
— Вывезли хозяева в Киев. Еще в феврале. Вот сразу как началось, так сразу начали разбирать и вывозить. Как думаете, вернут станки? Где мне работать? Я не могу гуманитаркой питаться всю жизнь…
Я дипломатично ответил:
— Надо до Киева дойти сначала.
Похоже, мой собеседник мне поверил, я сам верю в сказанное, поэтому мужик взмолился:
— Ребята, у меня тут каптерка запертая, с железной дверью, там инструмент уникальный, пресс-формы. Цыгане растащат, сдадут на металл, можно я все заберу, чтобы не пропало? Вот ключи от каптерки, давайте при вас открою.
Мастер показал мне увесистую связку ключей. Но мы ему поверили и так:
— Забирайте, конечно. Вернем станки из Киева, пригодится.
Мужик радостно засуетился и бросился заводить дряхлую «копейку» с прицепом.
ХОТЯТ ВЫЙТИ С ФЛАГАМИ, КАК ГЕРОИ
Приятно поразило, насколько глубоко батальон ДНР «Восток» и его «смежники» забрались в промзону, удавка на шее «Азова» затянулась до предела – палец под веревку уже не просунуть. В подземельях завода уже все хорошо понимали и судорожно искали варианты. Переговорил, неофициально, с одним компетентным офицером, имеющим отношение к переговорам. Он меня удивил:
— «Азовцы» все время имеют контакт с нашими, идут на контакт, охотно общаются, но желают странного.
— ?
— Желания у них меняются через день. То они хотят, чтобы раненых сделали некомбатантами (гражданскими лицами. – Корр.) и вывезли обязательно на Украину. То им хочется выйти чуть ли не со знаменами и оружием. То они требуют договор, что их сразу же обменяют на наших пленных.
Я нашел только слова из местного военного жаргона:
— Моросят, жабы? А сколько их там?
— По их же словам, 2227, вместе с ранеными. Еды осталось на неделю.
— А вы что же?
— Скажу за себя. Я бы их всех расстрелял, но так, чтоб никто не знал. Потому что иначе из них будут делать героев. Но расстреливать их нельзя, и ты понимаешь – почему.
Я понимаю, это общее место в разговорах бойцов – нащупывание и проговаривание той грани, за которой защитник родной земли сам превращается в «азовца» и нациста.
На прощание, офицер посоветовал мне спуститься под цех, из которого я вел наблюдение за «Азовсталью». Мол, там типовое бомбоубежище и можно представить, где сидят «азовцы» и в каких условиях. Кстати, этим убежищем они не воспользовались – цех стоит на отшибе промзоны, на берегу реки Кальмиус, а линией обороны «Азов» посчитал железнодорожный узел завода и нагнал туда сотни вагонов. Не помогло, вышибли.
Я взял фонарь и спустился под землю. Двойные гермодвери, зал с системами очистки воздуха, автономное водоснабжение из скважины. Все относительно чистое, рабочее и сухое. Специальная кладовка под запасы пищи. Из еды там остался только ящик с надписью «Сухари». На втором выходе из бомбоубежища обнаружился десятиметровый бассейн, заполненный до половины желтой, но прозрачной водой и сауна. В сауне пряталась ошалевшая от взрывов молодая овчарка…
ПТИЧКУ ЖАЛКО
После полудня, в «зеленку» промзоны ушла наша разведгруппа, усиленная саперами. У саперов было две задачи – снять вражеские мины и проложить дороги через заборы. Да, вся «Азовсталь» разбита двухметровыми бетонными заборами на десятки локаций. Привычные дороги из мирного времени зачастую простреливаются, поэтому наступающие прокладывают новые пути через этот индустриальный хаос. Например, сквозь заборы.
Как объяснили мне саперы, забор забору рознь. Есть заборы из плит, армированных арматурой, и единственное что остается – валить всю секцию целиком. Взрыв из такого забора лишь выбивает бетон-наполнитель, но стальная решетка из арматуры остается или превращается в такие крючья-ловушки. Неожиданная тонкость военного дела. Наши авиаразведчики, как они себя называют, «бойцы пятого батальона рейнджеров ДНР», отправили на подмогу саперам и разведчикам «птичку». Впрочем, «птичка» летала недолго – рассыпалась автоматная очередь, потом любитель-зенитчик сменил магазин и начал бить одиночными. Экран планшета в руках у пилота дрона вдруг погас. И сразу же редкую тишину промзоны разорвал мат, проклятья, нехорошие пожелания самому стрелку и его родственникам. Чуть позже мы узнали, что в штаб уже поспешили доложить об обезвреженном вражеском разведывательном квадрокоптере, но, медаль «За чистое небо Донбасса» выдать не успели. «Надо ехать, спасать останки коптера», — сказали авиаразведчики и взяли меня с собой.
Коптер сбили в скопище железнодорожных вагонов, недалеко от «сортировочной горки». В саму горку положили бомбу с точностью до миллиметра, а другой бомбой сложили здание, где когда-то находились диспетчеры, но «азовцы» использовали его как наблюдательный пункт.
Между вагонами натыкаемся на следы панического бегства противника: снаряженные магазины с трассерами, детали амуниции, нож, медицинские ножницы. Я поднимаю из травы игровую приставку известной фирмы, нажимаю кнопку, и она включается, вздрагивает в руках! Меню на «державной мове», в папке «фотографии» почти 300 мегабайт снимков! Надеюсь, разведка найдет там что-то интересное. Чуть дальше, между путей заморские оранжевые носилки в виде лодочки с мертвым «азовцем». На трупе лежит простреленная пластина от его бронежилета, в ногах – каска. Сами носилки пробиты осколками. Вообще, судя по числу разрывов снарядов под вагонами, между рельс, железнодорожные составы оказались неудачным местом для укрытия от настильного артогня.
Наш дрон лежит в траве дымящимся брюшком вверх. Пуля попала в литиевую батарею, и она сразу же загорелась. Но камера, кажется, уцелела. Один из «рейнджеров ДНР» горько замечает:
— Коптер этот стоит 500 тысяч рублей! Покупали его добрые русские люди, чтобы какой-то дебил с автоматом…
Фраза повисает в воздухе.
ЖИВЕМ НА СТРАНИЦЕ ИСТОРИИ. ЕЕ БЫ ПЕРЕВЕРНУТЬ…
Мы бредем к машине и не знаем, что из полуразрушенного здания за нами наблюдают. Наконец, нас опознают, как своих. От разбитого окна отодвигается кусок фанеры. Немолодой мужчина с опрятной бородкой выглядывает и машет нам рукой – приглашает в гости. В здании засело несколько десятков бойцов-резервистов. Их командир, Сергей, инженер, показывает свое хозяйство. Например, инсталляцию из украинского бронежилета: его снабдили шампуром каких-то нереальных размеров и серпом. Потом Сергей приносит обломок «козацкой саблюки», обломанной и обгорелой. Но все равно чувствуется, что вещь почтенных времен, музейная. Говорим об обстановке на этом участке, о бомбардировках. По фронту вокруг «Азовстали» бродят слухи о каких-то сумасшедших «термобарических бомбах», которые будут применять вот прям завтра. Сергей грустно усмехается:
— Значит, опять будем штукатуркой укрываться…
Я замечаю, что в этой располаге очень чисто и уютно. Ну, на сколько возможно. Сергей, с хитрой улыбкой говорит:
— Вы приходите к нам в четыре утра…
Я прикусываю язык, у здания нет одной стены и можно представить, какие ледяные ветра с моря гуляют по этому помещению. Тем более, привычные квартирные костры здесь жечь запрещено, слишком близко противник. Сергей объясняет:
— ОНИ лазают вдоль вагонов постоянно. Когда? Да вчера днем, например, вот в это время. А вечером снайпер работал. Пойдемте, покажу как тут жили прошлые постояльцы…
Мы спускаемся в подвал. По пути, Сергей показывает связку проводов, уходящих через лестничный пролет на крышу:
— У них там и камеры наблюдения стояли и радиоантенна, и интернет-модем…
Сергею завидно, мне тоже. На полу в подземелье куча горелых бронежилетов. Наш провожатый объясняет:
— Они вообще по заводу передвигались в спецовках. Здесь сидела сборная солянка, кого тут только не было: нацики и береговая охрана, моряки и пограничники, артиллеристы. Пограничника мы и нашли в подвале, когда дом занимали, не хотел больше воевать, думал отсидеться и сбежать.
Сергей показывает нам найденные в здании паспорта, военные билеты, фотографии жен и детей. Раскладывает снимки, как пасьянс, меняет их местами и вдруг совсем уходит в себя. Я спрашиваю тихо, чтобы не слышали подчиненные:
— Дома-то давно был?
— 24 февраля с работы позвонили, говорят: «зайди в военкомат». Вот. Зашел.
Сергей улыбается, уже хорошо. Говорю ему:
— А я первого февраля уехал, дочке три дня исполнилось, а она уже на живот переворачивается, скоро четыре месяца!
Отгибаю картонку, вставленную в оконный проем, и смотрю на дымящуюся «Азовсталь». Нужно дождаться, когда она прогорит до тла и тогда все изменится. Уставшие отойдут в тыл передохнуть, «захистники» поедут туда, где им положено находиться по их заслугам. Рабочие вернутся на завод, и эту страницу новейшей истории мы допишем до конца и перевернем.
Дмитрий Стешин